Говорю ему, что все-таки это была странная отставка — логичная, но необычная из-за антуража, когда расстроенные игроки на общем собрании сказали: «Уволили коуча, он крайний, понятно, но виноваты во всем мы сами». Спрашиваю, что чувствовал, когда услышал это, а в ответ — улыбка и слова: «Радость за свою команду».
«Локомотив» — непростой клуб
— Рашид Маматкулович, экс тренеры «Локомотива» покидали свой пост «громкоговорящими», комментируя всю информацию СМИ. А ваша отставка — необычайно тихая.
— Может быть, еще не пришло мое время говорить? (Смеется.) На самом деле, думаю, всем моим предшественникам было что рассказать по одной причине: «Локомотив» — непростой клуб. За полтора года я многое увидел и узнал. Но не думаю, что когда-нибудь буду выносить сор из избы. В общем, давайте говорить лучше о моментах, которые касаются моей работы с командой, хорошо? Мне бы не хотелось превращать первое интервью после перерыва в копание в околофутболе.
— За ту паузу, которую вы взяли, версий «как происходила отставка Рахимова» появилось вагон и маленькая тележка. Так как же это было? Вот он, финальный свисток того матча в Краснодаре и…
— Финальный свисток матча не был началом, скорее это кода. Разговоры шли задолго до матча с «Кубанью». Много людей переживает за «Локо», часть из них выплескивает эмоции в VIP-ложах, у каждого свое мнение, и каждый, уверяю, высказывался. Мне было трудно объяснять, убеждать, просить дать нам еще хоть немного времени. Одно радует — этап становления при обновленном составе мы прошли достаточно быстро: все-таки полтора года — это не так много, чтобы решить такую задачу. А что до моей отставки… Знаете, в какой-то момент, еще в прошлом сезоне, у меня создалось твердое впечатление, что как бы ни складывалось у нас в дальнейшем, все равно скоро придет это время. Просто было понимание, что вокруг команды много людей, которые имеют достаточную власть, чтобы принимать решения. И было четкое осознание того, что угодить всем невозможно. Да я, честно говоря, и не хотел этого делать. Много других забот было, футбольных.
— Не жалеете о таком своем выборе? Все-таки умение быть мудрым и гибким во взаимоотношениях с руководством…
— Единственное, о чем я жалею — что не удалось с ребятами дождаться момента, когда наша совместная вера в то, что в итоге все получится, станет реальностью. Понимал: для этого нужна маленькая удача, две-три победы… Все боялся, что мы начнем сезон с ничьих или поражений. К сожалению, так и вышло. Нервничали все. Хладнокровия не терял, но тоже, не скрою, очень переживал. Сердцем, не рассудком. Может быть, потому что никогда не сомневался, что эта команда способна на многое и к ней вместе с победами придет уверенность в своих силах. На самом деле эти полтора года много хорошего мне дали в плане простых людских эмоций. Я работал с игроками с прекрасными человеческими качествами. Даже сейчас, после отставки, они звонят, мы общаемся, очень переживаю за них, и они это знают. Скажу так: мы с большинством из них взаимно благодарны друг другу. А это, наверное, лучшая награда для тренера. Даже для уволенного (улыбается).
— Вы же с середины прошлого сезона, если руководствоваться слухами, сидели на электрическом шатающемся стуле.
— Ну мы сейчас опять вернемся к околофутболу… Дыма без огня не бывает. Я понимал: раз есть слухи — значит, под ними есть и почва. Но это неизбежная часть тренерской работы. Что мне было делать: каждый день с утра рваться к газетам, чтобы прочесть, с кем ведутся переговоры? Или искать, кто их ведет? И то и другое не имеет отношения к футболу. А мне больше интересен был он. Сам старался электричество от этого стула, образно выражаясь, отключить хотя бы внешне, чтобы не лихорадило от пересудов команду, в которой и без того все было непросто.
— Это, кстати, одно из качеств, которые многие ставят вам в упрек — вы были слишком мягким, хотя Билялетдинов, к примеру, с этим мнением не согласился, отрезав, что никто из вас веревок в команде не посмел бы вить…
— Я знаю, откуда у этого мнения растут ноги. И кстати, где критерий мягкости или жесткости? Он четко прописан или всегда определяется конкретной ситуацией? Каждый день приходилось делать конкретный выбор в каждом конкретном случае в пользу кнута или пряника.
Игроки морально помогли пережить отставку
— Игры с ЦСКА… Предполагали, что это будет так?
— Предполагать можно что угодно, но верить в победу своей команды тренер обязан. Всегда. Ну и… Знаете, когда посмотрел статистику матча с армейцами, был в небольшом шоке. Мы выигрываем 47 из 74 единоборств и заканчиваем, проиграв 4:1… Это просто цифры, понимаю. Они нас не оправдывают. Но, на мой взгляд, то, что произошло в том матче — это очень футбольная история. Полчаса вести равную борьбу, а потом потерять нити игры после гола Дзагоева, блестяще исполненного, но не вытекающего из логики эпизода… И далее, как мы ни старались, не смогли вернуть все в изначальное русло… Провалили матч. Индивидуальное мастерство игроков ЦСКА повлияло на исход, и, увы, приходится это признать. Опустошение было после финального свистка.
— И у вас, и у команды. Кстати, что же вы все-таки сказали в раздевалке и после этой встречи, и по окончании последующей, кубковой? По слухам, в первом случае что-то неожиданное, а во-втором молчали и едва не плакали вместе с капитаном. Правда?
— После первой, признаюсь, хотел выплеснуть все эмоции. Но зашел в раздевалку, увидел опущенные головы, полная тишина… Понял, что добавлять нельзя, и неожиданно для себя сказал, что жизнь продолжается. Что-то вроде: «Сейчас все мы должны успокоиться. Разъезжайтесь по домам или соберитесь вместе где-нибудь, отдохните и переживите это. А потом спокойно, без нервов все разберем». Видел, что удивлены были, да и сам, если честно, внутренне удивился словам, которые тогда под влиянием момента родились. Наверное, вот в том случае поступил больше как футболист, чем как тренер, для которого цель оправдывает любые средства. Но, знаете, не жалею об этом, потому что парни все поняли сами: и то, что счет на табло — личное оскорбление для каждого из них, и то, что мы сделали в тот вечер несчастными огромную армию болельщиков, и то, что надо взять реванш. Во что бы то ни стало. И вторая игра была совершенно другой, на сумасшедшей самоотдаче… Пусть и поражением закончилась, но маленькой победой над собой. А какой была раздевалка после нее… пусть это останется только между тренерами и ребятами.
— На простом каком-нибудь примере расскажите о разнице между «Амкаром» и «Локомотивом».
— Что мне нравилось в «Амкаре» — это то, что даже при негативном результате никогда не было ни давления, ни разговоров за спиной, ни сплетен и пересудов. Это, наверное, и есть разница между «большими» клубами и маленькими. Я помню девять игр без побед в Перми, когда сам переживал и нашел для себя моральную поддержку в словах руководства на общем собрании: «Все нормально. Мы видим, что вы стараетесь, а значит, придет успех. Нужно только терпение». И, с другой стороны, помню подготовку к матчу с ЦСКА, тренировку после победы над «Крыльями», когда ко мне подошел один из тренеров и сказал: «Ты посмотри на ребят, у них такие напряженные лица!» Понимал, что происходит: они прочитали или услышали, что «вот мы оттянули момент неизбежной отставки до следующих выходных». И от этого легче и радостнее не становилось. Уже во время тренировки дал упражнения «на эмоции», чтобы хоть как-то расшевелить их, чтобы улыбались, потому что это неестественно, когда игроки после победы хмурые как тучи. Психологическая поддержка — это огромная по значимости вещь. Как для игроков, так и для тренеров. Я, кстати, хочу сказать, что получал сам ее от ребят, которые после ничьих и всех этих постоянно трансформирующихся в сторону уменьшения вариантов «карт-бланша», подходили и говорили: «Коуч, мы прорвемся, мы уверены, придут победы».
Старался оградить игроков от негатива извне
— Рашид Маматкулович, как-то без привычных всплесков проходит у нас беседа. Можно попробовать вернуть вас в игровое амплуа защитника и попросить ответить на вопросы, которые обсуждаются всеми кулуарно?
— Я сейчас в амплуа тренера, так что не защищаться буду, а отвечать честно.
— Асатиани ушел из-за личного конфликта с вами?
— Когда я пришел в «Локомотив», незыблемость позиций Малхаза в «основе» для меня была абсолютной. Это очень оснащенный футболист, один из лучших и по человеческим, и по игровым качествам. Но на сборах он был не в той форме, которая ожидалась. Принял тогда решение дать ему время, не сомневался в нем ни секунды. Потом у Малхаза случилась травма, он выбыл на полтора месяца, и вся заложенная на сборах база была утеряна. Малхаз из тех футболистов, которым постоянно надо работать, чтобы быть в форме. Я знаю, насколько это тяжело, сам таким был. После травмы он тяжело набирал кондиции, а конкуренцию не выдерживал. Да, он был особым случаем — много сделавший для команды, лидер, и сама ситуация диктовала: надо ждать столько, сколько потребуется. Но ведь самого Малхаза пауза не устраивала, и по-человечески я его понимаю. Мы вместе решили, что если есть возможность иметь игровую практику, то надо ее использовать. Личный конфликт? Нет. Эмоции были разные. Иногда мне не нравилось, что он сделал на поле, и я ему говорил об этом. Он нервничал из-за того, что он не играл. Но скандалов и оскорблений не было. Для меня человеческие отношения на первом месте, пусть многие и говорят, что это неправильно. Могу принять решение как тренер, объективное и то, за которое буду в итоге отвечать сам, своей головой. Может быть, я приму его, скрепя сердце, для дела, но это никогда не скажется на моем человеческом отношении к игроку.
— А вы понимаете, что топ-клуб — это не то место, где должно волновать что-то кроме результата?
— Что значит топ-клуб? Это какая-то субстанция, где на поле выходят не люди? Почему я должен исключать простую человечность, работая со звездами? Они что, не такие же молодые ребята, как в других командах? Почему им нужен деспот и тиран? Я определил свою тренерскую линию: есть в ней и демократия, и диктаторство. И те, кто разделял эту позицию — заниматься всем профессионально и при этом быть едиными и соблюдать субординацию, — ее поддержали. Просто потому что это топ-клуб, ставить в упрек, что старался игроков защитить от многого извне, как-то неверно, не находите?
— Почему при вас «Локо» стал закрытой командой и открытые тренировки были отменены?
— На тот момент, когда было принято это решение, у нас много проблем было внутри коллектива. Надо было открыть двери и показать всю нашу кухню? Но вы думаете, нам для налаживания отношений между ребятами сильно бы помогли материалы прессы, которая, к примеру, написала бы, что у нас на тренировке футболисты дерутся между собой? А ведь бывало и такое в тот период. Считал, что все нужно оставить внутри и это будет только нашим личным делом, в котором сами спокойно разберемся, без тотализатора извне со ставками, кого накажут раньше — того игрока или другого. С этого года, как увидел, что есть коллектив, сам и отменил тогдашнее решение, и открытые тренировки мы планировали сделать регулярными. Но на тот момент это была вынужденная мера.
— Вы участвовали финансово в селекции? Персонально в приобретении Левенца и Муджири?
— Нет, но я знаю, что откуда-то идет этот слух. Сознательно дистанцировался от финансовых вопросов — это была не моя вотчина. В межсезонье, когда приобретали Дуймовича, Иванова и Кузьмина, в финансовые нюансы переговоров тоже не вдавался. Подозревать тренеров в персональном участии в каких-то материальных делах стало модным. Да… Не хочу больше об этом, я в этом не очень разбираюсь, а пачкаться информацией такого рода… как-то и не по мне.
— Говорят, что во многом причина неудачного старта «Локомотива» в том, что команда провалила «предсезонку».
— Мы провалили один сбор, итальянский. И это действительно моя ошибка: я не проконтролировал процесс его подготовки, что надо было, конечно, сделать. Доверяй, но проверяй, как говорят. Ставил условие: встречи с соперниками как минимум нашего уровня, но увы. Это был основной этап «предсезонки», где было много работы над тактикой. Но… когда выигрываешь у слабой команды со счетом 8:0, то включается внутреннее чувство лени у игроков — они, как и любой другой, имеющий такую фору, недорабатывают. В таких условиях невозможно адекватно оценить, к примеру, уровень игры при оборонительных действиях.
— Вы действительно исключили из рабочего процесса селекционную службу клуба?
— Чепуха полная. Я старался составить свое мнение о каждом предлагаемом игроке — это да. Поэтому и провел отпуск в перелетах. Когда смотришь лично — совсем другие впечатления. К примеру, лучший бомбардир чемпионата Австрии Марк Янко (37 голов. — «Спорт»). Создалось ощущение при просмотре игры, что он не потянет в нашем чемпионате, что в нем мало агрессии и умения бороться в силовой манере. Когда озвучил свою позицию, было много удивлений. Но потом в каком-то издании вышло интервью Мартина О’Нила, тренера «Астон Вилла», которая отказалась от Янко, а в нем — перечисление тех же минусов. Получил подтверждение из уст другого специалиста.
— Для вас так важно мнение коллег? Так почему вы с ними общались настолько редко, что оставляли у многих впечатление человека арогантного?
— Ого! Мне кажется, что у меня нормальные со всеми отношения. Может быть, и не бываю часто в общей компании, но это просто потому, что навязываться некрасиво, а приглашения случались как раз в те моменты, которые планировал провести с семьей, в день после тура. Никогда не предполагал, что меня кто-то считает заносчивым или арогантом. Это обманчивое впечатление, но всем объяснять, что я не такой или собирать пресс-конференцию, чтобы это заявить — наверное, глупо.
— Как Вы думаете, вас в «Локомотиве» в большей степени боялись или относились с пониманием и уважением?
— У игроков не видел страха, а показатель уважения — это наше продолжающееся общение.
— Заключительный вопрос. Что дальше, Рашид Маматкулович? Есть планы? «Аустрия», «Амкар»?
— Пока все это просто разговоры. Хочу отдохнуть, взять паузу, подумать. Но, конечно, ненадолго. Долго не смогу без дела. Любить свою работу, согласитесь, не самая плохая привычка.
Спорт день за днем