Аркадий Афанасьев в «Зените» был знаковой фигурой. И когда играл — а был он, по сути, «бровочником», хотя тогда еще вроде бы и не было такой специализации (причем мог закрыть оба фланга, таких футболистов еще называют двуногими), –и когда завершил карьеру. Он любит и умеет дружить. К нему старые товарищи по той, легендарной чемпионской команде бегут со своими проблемами до сих пор. «Аркаша» помогает всем. Со многими знаком, многое знает.— Кстати, какие праздники чтили футболисты «Зенита»? Вместе что-нибудь отмечали?
— Самым хорошим праздником был Новый год. Мы, как правило, находились в отпуске. Учились в институте имени Лесгафта, сдавали сессию, имели возможность спокойно отдохнуть. Отмечали также рождение детей. Как правило, после игры.
— Ваши партнеры вспоминают, как в 1984-м в Сочи, где «Зенит» проводил сбор между матчами с «Днепром» и «Торпедо», футболисты хорошо отметили 7 Ноября.
— Я ничего не знаю об этом. Дело в том, что у меня тогда произошла трагедия в семье, Павел Федорович Садырин освободил меня от последних четырех игр.
— Партнеры в тот момент о вас не забывали?
— Нет, конечно. Когда вернулись с выездных матчей, я уже все время был с коллективом. Перед двумя последними матчами я даже сказал Павлу Федоровичу, что готов сыграть.
— Кто по человеческим качествам был вам ближе — Павел Садырин или Юрий Морозов?
– Юрия Андреевича вообще не знал. Даже не знаю почему, но у нас с ним не было никаких контактов. Когда праздновали 50-летие Анатолия Зинченко, подошел к Морозову и спросил: «Юрий Андреевич, как же так получилось? Я четыре года провел в ленинградском «Динамо», вы забрали в «Зенит» всех, кого можно, даже «инвалидов», которые потом нигде не заиграли. Только меня и Канищева не взяли». Он сказал: «Давай о другом поговорим». После ленинградского «Динамо» уехал в Ригу. Там работал Янис Скределис. В моей жизни это второй тренер после Садырина. Все нравилось в «Даугаве». Если бы не позвали в «Зенит», там, может, и остался бы.
— Как Садырин вас вернул в Ленинград?
— Павел Федорович знал меня еще по интернату, который мы заканчивали вместе с Юрием Желудковым. Он нас месяца два тренировал, когда окончил ВШТ. В 1982-м в Риге мы обыграли «Зенит» в товарищеском матче. Потом мне позвонил Желудков и сказал, что Федорыч хочет со мной пообщаться. Садырин сказал: «Морозова забирают в Киев. Я буду главным тренером в «Зените». Хочу видеть тебя в составе».
Дембельский аккорд на Монетном дворе
— Вам довелось и в армии послужить?
— Служил в погранвойсках, сначала в Ленобласти. Потом отправили в командировку на полгода — играть в ленинградском «Динамо» у Анатолия Васильева. Через эту команду прошли Герасимов, Ларионов, Клементьев, Кузнецов, Желудков, Канищев, Дмитриев. Сезон закончился, и в ноябре мы вернулись в часть, что была на улице Калинина. Охраняли порт. Ходил с кинологами с собакой, автомат не давали — только штык-нож. Проверяли ночью документы или караулили у корабля ино странного. Чтоб никто ничего запрещенного не сбросил. Так вот четыре часа отстоишь на Финском заливе при температуре минус 25. Потом опять командировка в «Динамо». Желудкова вскоре в «Зенит» забрал Морозов. Нам должны были дать дембель, но у нас в части был полковник, который не любил спортсменов. Пришлось по его приказу еще на месяц задержаться. Убирали снег в Монетном дворе. Посмотрел, как там полтинники чеканят.
— Какие-то деньги вам платили за выступление в «Динамо»?
— Нет. Мы же проходили срочную службу.
— В те времена «Зенит» считался одной из самых бедных команд в СССР?
— Это на самом деле так было. Если мы получали около тысячи рублей, то в других командах эта цифра доходила до пяти тысяч. Я знал об этом, в частности, от киевского динамовца Алексея Михайличенко, с которым мы вместе играли в олимпийской сборной до тех пор, пока я не разругался с Анатолием Бышовцем. Но тогда об этом говорить было нельзя. Ведь я был коммунистом, Бышовец тоже.
— В партию сами вступали?
— Меня обязали. Сказали, что я должен расти дальше. Я же был сперва комсоргом, вице-капитаном «Зенита», потом парторгом. Приходилось зарплату выдавать, премиальные, ведомости со всех собирать. Плюс «черная книга» — карточные долги и прочие задолженности.
— В те времена деньги не столь были важны. Большое значение имело, мог ли клуб давать игрокам квартиры, машины…
– Машины были как премии. Покупаешь машину по госцене, а потом продаешь покупателям из Азербайджана или Грузии по более высокой. Об этом все уже давно знают. На загранпоездках мы ничего не зарабатывали. Если была возможность провезти с собой икру или водку, так и делали. Все этим занимались, кто ездил за границу. Например, актеры, музыканты. Нельзя ведь съездить за рубеж и ничего оттуда не привезти родным и близким. А вот за провоз валюты можно было получить срок.
— Большие были премиальные в «Зените»?
— За победу платили 65 рублей. Плюс еще что-то могло добавить ЛОМО. Все зависело от соперника. Если это была «Гурия» (Ланчхути), это одно. А если «Спартак» или Киев, могло быть в два раза больше.
— И сколько на круг выходило?
— Если выигрывали три игры за месяц, плюс что-то платил спорткомитет, то выходило где-то полторы тысячи. При самых худших раскладах получалось рублей 600–700. Были еще «халтуры». При подготовке к чемпионату мира останавливали чемпионат СССР. Павел Садырин договаривался о товарищеских матчах. Пригласившая нас команда собирала зрителей, платила нам премиальные. Выходило 200–300 рублей.
— Кто из руководства ЛОМО курировал «Зенит»?
— Заместитель директора Евгений Александрович Вершинский, он заведовал финансовыми делами. У него было прозвище Ковбой, поскольку он всегда ходил в шляпе и ботинках на высоком каблуке. Начиная с 1987 года у нас в клубе были конфликты, которые Евгений Александрович сглаживал. Только не смог никак повлиять на ситуацию с Садыриным. Когда его снимали, я в олимпийской сборной был — кажется, в Италии или Чехословакии. Было организовано большое собрание сначала в спорткомитете, затем на базе. Когда вернулся в Ленинград, мне сообщили, что Садырина сняли.
— Удивились?
— Честно говоря, думал, что компромисс будет найден. Могли ведь и оставить Садырина, а некоторым игрокам пришлось бы искать другие команды. Но, видно, у Павла Федоровича были какие-то трения и с руководством.
— А у вас, значит, с Бышовцем — в олимпийской сборной.
— Честно говоря, я до конца так ничего и не понял. Обыграли мы болгар в отборочном матче. По этому поводу было застолье с баскетболистами, с которыми жили в одном отеле. Потом мне сообщили: «Бышовец просил, чтобы ты за всеми смотрел. Ты самый старший, ты чемпион, коммунист». Я ответил: «А за кем смотреть? Я что, должен смотреть, что там делают эти мужики по два метра ростом, как они пьют с Михайличенко или Брошиным? Мне это не надо». После этого вызовов в сборную уже не получал. Хотя не буду утверждать, что это месть Бышовца. Может, я перестал ему нравиться как игрок.
— В сборной можно было заработать?
— В сборной я за полтора года получил больше, чем в «Зените». Платили за все проведенные игры. В банке спорткомитета открывали счет игрокам, куда переводились деньги.
— Много скопили за игровую карьеру?
— А что у нас можно было тогда накопить? За восемь лет в «Зените» и четыре в «Динамо» я получил только квартиру и «Волгу», которую потом продал. Купил на эти деньги мебель, дубленки всем членам семьи.
— Существует точка зрения, что если бы «Зенит» в 1984 году выиграл Кубок СССР, то вряд ли бы завоевал золотые медали...
– Кубок я вспоминаю с ностальгией. Мы выигрывали в матче чемпионата 4:1 у минского «Динамо», и судья ни за что показал мне карточку перед финалом Кубка. Если бы я вышел тогда на поле, может, и выиграли бы. Потом я уже слышал, что была дана директива судье: ослабить «Зенит» к финальной игре. У нас нескольких игроков вывели из строя. «Динамо» должно было выиграть Кубок.
— Поражение в финале послужило стимулом в борьбе за чемпионство?
— Не думаю. Хотя Садырин по этому поводу что-то говорил. Но все это... фразы.
— Когда поверили, что можете стать чемпионами?
– Наверное, после матча с тбилисским «Динамо», когда выиграли 3:2. Помню, после матча прилетели в Пулково, поймали такси, шофер говорит: ну вот опять, дескать, проиграли, я радио слушал — при счете 0:2 плюнул. Я ему говорю «Да выиграли, дядя, 3:2!» Таксист: «Тогда везу бесплатно!»
— Какие игры того сезона вспоминаете?
— Очень сложными были первые две игры против «Шахтера» и «Металлиста». Я мог сыграть в полузащите на фланге — и слева, и справа, а Садырин почему-то перевел меня на позицию левого защитника. Ох и тяжело пришлось против Виктора Грачева из «Шахтера»! Взрывной, быстрый парень. Непросто пришлось и в Харькове. Конечно, запомнился матч против киевского «Динамо» 2 мая на стадионе Кирова. У киевлян в составе были одни «сборники». Против меня вышел Анатолий Демьяненко. Переиграл, помню, его и думал: «Почему Лобановский тренер сборной, а не Садырин?» Тогда ведь как было: Лобановский брал в сборную своих, Бесков — своих, Малофеев — своих. А нас никто не брал.
– Так ведь «слава» о вас какая ходила: что режим, дескать, нарушаете, выпить можете...
— Не надо из нас делать злостных выпивох. Была история в Ташкенте. Там жара 40 градусов. Перед матчем сидим, делать нечего. Купили дыни, арбузы, виноград, шампанское – по две бутылки на брата, поскольку после таких игр в Ташкенте организм на жаре теряет жидкость, теряешь до двух килограммов. До установки на игру остается час. Кто спит, кто отдыхает, кто в бридж играет. Вдруг стук в дверь. Заходит Садырин: «У нас игра очень важная, а вы тут в карты режетесь. О, да тут у вас ванна с арбузами! Так. Что собрались делать? Дайте-ка я холодильник открою...» Тогда Желудков, кажется, говорит: «Федорыч, да «порвем» мы этот «Пахтакор», не волнуйтесь!» Садырин махнул рукой: «Ну хорошо. Если выиграете, холодильник не открывать, пока не приду». Мы выиграли — 4:1.
Желудков не тренировал штрафные
— В 1984-м, как вы сказали, у зенитовцев машин не было, по городу пешком передвигались. Проблем с поклонниками не было?
— Узнавали не всех. Леха Степанов был высокий блондин, Брошин тоже светловолосый. Еще Юра Желудков, Дима Баранник привлекали внимание. Когда узнавали их, обращали внимание уже на остальных.
— Как Желудкова не узнать, когда такие голы Дасаеву со штрафного забивал!
— Смешно, но Юру до сих спрашивают: как ты тренировал удары? А я знаю, что он их не тренировал. Это у него с рождения. Дар. Он как бил их 35 лет назад — еще в детской команде — так и сейчас бьет, когда играет за ветеранов.
— Можно ли Желудкова сравнить с кем-то по уровню мастерства? С Аршавиным, например.
— Нет. Аршавин – специалист в другой области. Что Андрей — талант, я говорил еще давно. Его как-то привели 17-летнего поиграть за нашу ветеранскую команду в конце 1990-х. Было видно, что парень заиграет. И в том, что он уехал в Англию, ничего плохого нет. Андрей должен зарабатывать на жизнь. За него никто делать этого не станет.
— Раньше могли бы запретить уезжать?
— Могли бы сказать: «Мы тебя дисквалифицируем, пойдешь на завод». Помню, был случай. Я сбил Олега Ширинбекова, игрока «Торпедо». Так меня вызвали на спортивно-техническую комиссию, начали пропесочивать: «Зачем нанес ему травму?» Я говорю: «Вы что, не видели — я его даже не коснулся?» Владимир Перетурин в передаче «Футбольное обозрение» показал этот эпизод – я пошел в подкат, но не до конца. А Ширинбеков упал, симулировал. Мне показали желтую карточку, а ему за симуляцию — нет. В итоге получил дисквалификацию на две игры. Мне даже сказали: «Еще что-нибудь выкинешь, дисквалифицируем тебя на год». Как тогда зарабатывать на жизнь?
— Почему ушли из «Зенита»?
— В 1990-м меня и еще нескольких игроков просто выгнали. Пришли Слава Мельников, Булавин и заявили: «Гусев (Владислав Гусев, президент «Зенита» в 1990–1993 годах. — «Спорт») сказал, чтобы вы на базе больше не появлялись». Тогда, в августе, тренера «Зенита» Анатолия Конькова отправили в отставку. Когда мы попрощались, он мне много чего интересного рассказал, но это отдельная история. Короче, до декабря получали 300 рублей зарплату, но не тренировались. Саша Канищев помог мне уехать в Щецин, хотел там сразу же подписать контракт. Но поляки сказали, что платить будут траншами. Я перевез в Щецин семью, детей. Однако вскоре и в Польше начались те же проблемы, что и в СССР. В этот момент позвонил Дмитрий Баранник, родственник мой (Афанасьев и Баранник женаты на сестрах. — «Спорт») Я объяснил ему ситуацию, он предложил поехать к нему в Норвегию. Там отыграл до 36 лет. Преподавал еще и физкультуру в местном техникуме два года, поскольку диплом института имени Лесгафта в Норвегии «прокатил». Язык знал. Дети, кстати, до сих пор живут там.
— За 25 лет футбол поменялся?
— А что в нем может поменяться? Мяч такой же круглый, поле зеленое. Хотя нет, мяч стал другим. Сейчас не сыграли бы такими мячами, какие были у нас. И вратарям стало гораздо сложнее. Сейчас, в 50 лет, могу ударить по современному мячу намного сильнее, чем раньше. Мячи стали «радиоуправляемые», намного легче. А тогда мяч в дождь разбухал, становился тяжелым. Помню в Алма-Ате, где разреженный воздух, штрафные бил Пехлеваниди. У него ноги были, как у быка, ударом мог сломать сопернику грудную клетку. Кое-что, конечно, поменялось. Например, раньше нам выдавалась пара бутс на весь сезон. А сейчас у каждого игрока по пять пар. В этом футбол, конечно, шагнул вперед.
"Спорт день за днем"
