Что такое поребрик, в чем нестандартны решения Мистера Лучано, куда исчезают молодые дарования и почему в российском футболе не появляется новых Быстровых и Аршавиных - в интервью Игоря Симутенкова.— Игорь, хотелось бы начать нашу беседу с разговора о вашей работе в юношеской сборной России 1993 года рождения. Будем говорить, это произошло практически на рассвете вашей тренерской карьеры. Что же дала вам эта работа?
— Если работа с юношеской сборной на рассвете, то что же сейчас? Уже закат? (Смеется.) А если серьезно, то это был первый опыт самостоятельной работы — принятия решений, выстраивания тренировочного процесса. Когда ты играешь, то чувствуешь все это совсем по-другому — в плане построения взаимоотношений в команде между игроками. То есть с тренерской позиции все видится иначе.
— На ваш взгляд, молодые специалисты должны начинать свою работу с молодыми командами и игроками? И нужен ли особый дар для работы с юношами?
— Примеры из истории показывают нам, что совершенно необязательно начинать тренерский путь работой с молодежью или детьми. Многие ребята удачно начинали в командах мастеров, только что закончив свою собственную игровую карьеру. И многого добивались, становились настоящими профессионалами. У кого-то другой путь — они начинали с детей, потом работают с юношами, потом — во взрослом футболе.
— В нашем футболе остро стоит вопрос: куда же девается талантливая молодежь? Которая выигрывает Мемориалы Гранаткина, чемпионаты Европы, а потом куда-то исчезает… Какое мнение у вас на этот счет?
— Наверное, это проблема не только российского футбола, в СССР было то же самое. Когда я сам был в таком возрасте, прошел и Мемориал Гранаткина, и спортивные интернаты, которые при советской системе существовали по всей стране. Очень много ребят в 14–15 и 16–17 лет были намного перспективнее, талантливее, на голову выше, что называется, других игроков. Но потом сходили на нет, многие даже футболистами не стали. Вообще от юноши до того, как его будут считать состоявшимся игроком основного состава, путь очень тернистый. Возможно, где-то играет роль стечение обстоятельств, какое-то везение, но в большей степени это характер человека — дано ли ему преодолеть трудности, которые возникают.
— Насколько нынешняя система молодежного первенства дает возможность развиваться молодым игрокам?
— Честно скажу, я видел не так много матчей нашей зенитовской «молодежки». Но по большому счету в любой команде тяжело выделить игрока, который действительно обладает выдающимися качествами, способен обыграть один в один. Мне кажется, раньше таких ребят было больше. Возможно, я ошибаюсь, потому что, повторюсь, видел мало игр. Но таких явных игроков, выделяющихся на фоне сверстников, нет. Они играют между собой, набираются опыта. Но некого вот так сразу взять, поставить в основной состав, и молодой игрок сразу покажет высокий уровень, принесет пользу команде.
— Может, просто сам уровень российского футбола растет, поэтому и не появляются в последние годы новые Аршавины, Кержаковы, Быстровы?
— Безусловно, уровень конкуренции в основном составе растет, и не так просто игроку «молодежки» «Зенита» пробиться в главную команду, где играет практически половина сборной России и легионеры, представляющие свои национальные команды. Конкуренция очень жесткая, планка завышенная. Но с другой стороны, команды второй восьмерки питают надежды как раз на молодежь, они могут больше рисковать, позволить себе выпускать молодых, смотреть, как они развиваются. А вообще талант пробьется всегда. Кержаков, Быстров начинали совсем мальчишками — и добились многого, потому что им было это дано. Так что каждому — свое.
— Несколько лет назад Сергей Фурсенко, возглавив РФС, принял решение поменять всех тренеров юношеских команд и молодежной сборной. Что-то принципиально изменилось после этих рокировок?
— Мне некорректно комментировать эту тему, потому что я как раз в то время, в декабре 2009-го, ушел из структуры РФС. Я, в принципе, поддерживаю отношения с теми, кто там остался, — с Гориным, Щербаком, Малышевым. Но мне тяжело судить о том, что произошло. Возможно, пришли новые люди, новый спортивный директор Николай Писарев, который увидел ситуацию иначе, повернул все в другое направление. Хотя я не считаю, что это направление сильно отличается от того, по которому шли другие тренеры.
— В прошлом году в Петербурге на Мемориале Гранаткина разгорелся небольшой скандал, когда тренер юношеской сборной 1993 года рождения Дмитрий Аленичев высказался против того, чтобы все команды в структуре РФС играли «под одну гребенку» — по голландской системе, с прицелом на национальную сборную страны. На ваш взгляд, правильно ли это? Или у каждого тренера должно быть пространство для маневра?
— В этой ситуации я поддержу Диму, потому что выбор тактической расстановки зависит от того, какие игроки есть в распоряжении. Условно, если у тренера есть пять нападающих, то он будет играть в пять нападающих. И никогда не будет держать себе во вред того же Козлова на скамейке. И потом вы же сами понимаете, сегодня у нашей сборной один тренер, который играет по одной схеме, а через два года придет другой и пожелает играть в пять защитников. Что же, всем юношеским сборным нужно перестраиваться? Тут каждый вправе принимать свои решения в зависимости от ситуации.
— Заканчивая тему молодежного футбола, приведу цитату ныне покойного Владимира Григорьевича Федотова. Он говорил, что идеальное сочетание в команде — это равные пропорции опытных игроков, легионеров и молодежи. Согласитесь?
— Наверное, да. Потому что, когда у тебя есть опытные россияне и квалифицированные иностранцы, играющие на первых ролях в России, это позволяет расти молодежи. С этим тяжело не согласиться.
— Как вы вообще решили стать тренером? На каком этапе футбольной карьеры принимается подобное решение?
— Когда ты с десяти лет начинаешь заниматься футболом и всю осознанную жизнь проводишь в этом виде спорта, тяжело пойти работать на завод. Хотя я лично до пятого класса учился на отлично, но потом все внимание было сконцентрировано на футболе — спортивная жизнь, подготовка… Конечно, я не мог предположить, что после завершения карьеры игрока попаду в юношескую сборную, потом буду работать в «Зените». Но все же думал, что послеигровая карьера будет как-то связана с футболом. Пока все именно так и складывается.
— Насколько я знаю, вы получили тренерскую лицензию А. Планируете ли в ближайшее время как-то повышать квалификацию, учиться на Pro?
— Пока не планирую, поскольку помощник главного тренера может работать с лицензией А. Да и наличие какой-то «корочки» — А, В или Pro — не гарантирует того, что ты будешь готов противостоять тем проблемам, которые у тебя возникают во время работы. Поэтому лучшая учеба — это каждодневное общение с ребятами.
— Получение необходимых навыков через практику?
— Именно так. Понятно, что в любой тренерской школе, например в ВШТ, дается методика, первичные знания. Но не дается опыта каждодневной работы.
— Если говорить конкретнее, что дает вам совместная работа со Спаллетти — чисто футбольные знания, навыки или умение строить работу в коллективе, какие-то психологические тренерские штучки?
— Я уверен, что работа с Лучано обогащает всех, кто трудится вместе с ним. Этот человек способен удивлять каждый день. Я с ним работаю два с половиной года, а есть помощники, которые вместе с ним и по пять, и по десять лет. Но и для них он каждый день как откровение. Спаллетти принимает нестандартные решения, и потом ты начинаешь анализировать, чем он руководствовался, почему сказал именно так, закрыл глаза на что-то, взял паузу, промолчал… Лучано не просто тренер, он психолог, он пытается сохранять микроклимат в команде между игроками, сотрудниками клуба, базы. И он во всем справедлив. Понятно, что есть довольные и недовольные. Но Лучано всегда принимает решения во благо команды и клуба.
— Можно ли сказать, что Спаллетти похож на тех итальянских специалистов, с которыми вы сталкивались во время своей работы в Италии? Есть ли у них общие черты?
— Мне повезло. Я работал с Карло Анчелотти в его первый год самостоятельной работы, с Рафаэлем Бенитесом. И я бы не сказал, что Лучано — типичный итальянский тренер. Его приезд в Россию — для него самого откровение, открытие, и он сам это признает. То, что итальянцы работают всегда в Италии, не обогащает их. Спаллетти считает, что его работа в Петербурге — неоценимый, бесценный опыт, и он, и его тренерский штаб многое узнали в нашем чемпионате.
— Кстати, у нас в России очень много своих доморощенных молодых тренеров, которые в большинстве своем сидят без работы… Почему? Может быть, на всех банально не хватает клубов?
— Кто-то смеялся, что у нас тренеры растут как грибы после дождя. Но у каждого своя история. Я многого не знаю, потому что информации СМИ не всегда можно доверять. Наверное, кому-то не хватает везения, кому-то — протекции. У нас же все владельцы клубов сразу хотят результата, и молодому специалисту тяжело получить свой шанс. К тому же многие начинающие тренеры не хотят стартовать со второго дивизиона, у всех большие амбиции. Это палка о двух концах.
— При каких обстоятельствах вам поступило предложение из «Зенита»?
— В ноябре 2009 года мне позвонил Игорь Корнеев, тогда спортивный директор «Зенита», сказал, что хочет переговорить. Через неделю мы с ним встретились, провели предварительную беседу. Но у меня не было особых ожиданий. А уже в декабре он перезвонил и сказал: «Игорь, мое предложение в силе, приезжай».
— Раздумывали над предложением или согласились без колебаний?
— Во-первых, тогда мы с юношеской сборной неудачно выступили на отборочном этапе к чемпионату Европы (U-17), поэтому ситуация была непростая. Никогда не держался за кресло тренера, понимал, что не справился с задачей, и готов был сам написать заявление. Подумал, что в работе на высшем уровне в премьер-лиге есть большие плюсы — набраться тренерского опыта, мастерства. Поэтому согласился переехать в Питер, и с первого января 2010 года оставил свой пост в РФС.
— Переезд в Петербург не стал для москвича своеобразной ломкой?
— Вообще без проблем! Я ведь с двадцати лет в разъездах по миру, тем более уезжал не за границу, а в российский город, четыре часа на поезде от Москвы, от родных. Первые три месяца жил в гостинице, потом стал снимать квартиру, перевез семью…
— Что такое «поребрик»?
— Это я уже потом начал узнавать (смеется). Поребрик — бордюр, парадная — подъезд…
— Ага, значит, поначалу с этим были сложности?
— Самой большой проблемой для меня была «булка». Потому что это слово для меня обозначает сладкую, сдобную булочку, а в Питере это — буханка белого хлеба. Но потом я просто брал в руки то, что мне надо, и нес на кассу (смеется).
— Ваши основные функции как помощника Спаллетти?
— Первая и основная моя задача — качественный перевод слов главного тренера, чтобы игрокам было все понятно. На поле и за его пределами решить какие-то вопросы, поговорить…
— Вы, как бывший нападающий, не уделяете особого внимания работе с игроками линии атаки? Ведь такой подход практикуется во многих клубах…
— Нет, у нас подобного нет. Но иногда после тренировок вместе с другими помощниками остаемся на поле, чтобы поработать индивидуально, — с Губочаном, Канунниковым, Семаком… Эти ребята часто остаются. Я в большей степени, наверное, работаю именно с Максом как нападающим. Даниэле Бальдини объясняет молодым защитникам требования игры в обороне в основной команде. Но это только после тренировки. А программа самого занятия готовится заранее и полностью выполняется. Конечно, Лучано имеет право что-то отменить. Но мы всегда все досконально проговариваем, у каждого есть своя зона ответственности во время тренировок, выездов, перелетов. Большинство забот, кстати, берет на себя Марко Доменикини.
— Кстати, о Канунникове. Вы реально видите у него хорошие перспективы?
— У Макса очень хорошие физические данные, он очень крепкий. Но сейчас парню нужна игровая практика на самом серьезном уровне. Через игры он наберется опыта, потому что сейчас он иногда «захлебывается» своей скоростью, принимает не те решения. Перспективы у него хорошие, но все зависит от него самого. Ему ведь всего 21 год.
sportsdaily.ru
